[Графиня Ллойд]

Гай, Энтони (за его слова - спасибо  Hahnenfeder), Дональд.
Вилки и ложки
Для Гая поездка к матери - это всегда одно и то же. Всё начинается в восемь часов вечера, когда на платформе его встречает заказанный кэб, который ровно тридцать две минуты везёт его на западо-восток. Миссис Бёрджесс, дама лет сорока пяти, высокая, стройная, с рукавами в три четверти, прячет руки за спиной в странном, таком не идущем ей аристократичном жесте. Вечернее платье, вероятно, темно-каштанового цвета, больше подходит для рандеву или выхода в свет, нежели для встреч с сыном.
Гай вздрагивает, и наваждение спадает. Из семейного дома он оказывается в их с Энтони Блантом комнатке в две кровати, широкое окно на юг и двумя книжными шкафами, изобилующими запрещённой литературой – в шкафе Гая, и научными трактатами – Энтони. На полу стопками лежат книги и учебники, и они страшно похожи на беженцев-переселенцев, которые ещё не решили, к какому шкафу им примкнуть. Там же лежит купленная на днях запрещённая гомоэротика, и Гай надеется, что за время отъезда Энтони её не отправит на помойку. Гай рассеянно переводит взгляд на идеально чистые руки – свои собственные, между прочим! – и коротко подстриженные мягкие ногти, которые он мнёт о край дивана. Энтони читает под лампой, пару раз укушенное яблоко застыло у него в руках.
- Энтони?
- Да?
Гай прячет ладони в карманы новенького костюмчика и садится поудобнее. С одной стороны, больше всего ему хочется исчезнуть из этой комнаты бесследно, внезапно, никого не предупредив и оставив Энтони разбираться со своими трудностями и поиском Гая по Кембриджу. С другой стороны, нужно ценить такого сожителя, пока он не сбежал в соседнюю комнату мистера Андерсена. Будут счастливо читать по вечерам и грызть яблочки в своих свитерах в клеточку, чистых и выглаженных.
- Мне нужно будет уехать на некоторое время. На день или два. Или, может быть, на дольше, - задумчиво тянет он.
- Дела? – Энтони не отрывает взгляда от книги, заставляя Гая вздохнуть. Иногда ему бывает тяжело сидеть на одном месте, вообще сидеть – это находиться в состоянии покоя, а его Гай не любил ещё больше, чем интересные книги Энтони.
- Нужно съездить к матери, - он хмыкает носом, нащупывая платок в кармане.
- Похвальное намерение.
- Я давно у неё не был, - Гай пытается вспомнить, когда же виделся с матерью в последний раз, и не может. Пожалуй, в голову приходят одни лишь Рождественские каникулы, когда она привезла ему вязаный свитер от бабушки и пачку шоколада. Хорошего шоколада. Одна плиточка до сих пор лежит у Гая в шкафу, хотя за окном вовсе не апрель-месяц. – Не знаю, насколько у неё останусь…
- На твоей учёбе это не скажется.
- … Я подумал, что стоит тебя предупредить, - Гай прикусывает язык, и продолжение фразы застревает внутри. Но всё же, всё же он может смолчать – это не может быть выше его. Приходится крепко сжать зубы, до скрипа, чтобы не сказать, как сильно Гай не хочет ехать.
- Удачной дороги.
- Спасибо. Будешь по мне скучать? – Гай ненавидит свой извиняющийся тон, будто он сомневается. Так вот, он не сомневается. Совсем не сомневается.
- Это я оставлю при себе.
Гай молчит, и несколько секунд успевают скрипуче скатиться в ладонь. По ногам бьёт холодком – сквозняк не щадит никого.
- Просто скажи, да или нет? Я не обижусь, мне… нужно знать.
Он говорит чистую правду. Дело всего лишь в том, что ему нужно знать, чтобы говорить матери нужные слова или, напротив, не говорить.
- Да.
Гай шумно выдыхает и тут же поспешно улыбается, будто спохватившись.
- Мне важно знать, сейчас и всегда.
Энтони кивает книге, и Гай мгновенно оказывается рядом, целует его в щёку и изчезает за дверью, на ходу натягивая пиджак. В груди разрастается ощущение, как если бы застряла заноса – от любого прикосновения так неприятно чувствовать её присутствие, но боль сладковато тянет и требует снова задеть ранку.
На улице – дождь. Он холодный, краткий, внятный. Он требует неудачливых прохожих поспешить домой, к камину или тёплому одеялу, пока с неба не обрушилось море.
Гай скоро оказывается в знакомой комнате – через окно. Дональд почти не удивляется: всё так же продолжает писать своим крупным, размашистым почерком. И губами шевелит, как выброшенная на берег рыба. Гаю и весело, и грустно, и он потихоньку вытирается предусмотрительно оставленным полотенцем. Дональд, понимаете ли, быстро учится.
- Как дела? – как ни в чём не бывало интересуется Гай.
- Хорошо.
Дональд складывает листы бумаги: один к одному, ровно, аккуратно. Листы ложатся плотно, как капли воды в потоке дождя. В зеркале Гай видит свидетельство того, что от причёски и костюма не осталось ни блеска, ни шика, а холодные капли стекают по лицу.
- Снова к матери едешь? – догадаться несложно, и Дональду это волшебным образом удаётся. Дональд мастер этом деле. – Или с Энтони что-то не так? – … или нет.
- Первое, - слегка самодовольно замечает Гай, улыбаясь и устраиваясь на полу, от чего на полу появляется лужица. – Поезд в двенадцать.
- И ты, видимо, нервничаешь. Гай, ты же знаешь, как всё пройдёт.
Именно в том-то и проблема, хочет ответить ему гай, но слова сегодня какие-то неповоротливые и никак не хотят выходить из горла. Гай знает всё, что случится в ближайшую неделю.
- Я так понимаю, дело не в коммунизме, верно? – у Дональда мягкий, вкрадчивый голос, и Гай как-то незаметно для себя успокаивается.
- По крайней мере, не в Карле Марксе, - Гай одобрительно кивает. – Она, понимаешь ли, ничего толком не скажет, но заставит меня сомневаться в том, прав ли я. Прав ли он.
- Не понимаю, - Дональд произносит это легко, по-настоящему ровно. Гай знает, что Дональду не всё равно, просто тому никогда не понять некоторых вещей. С другой стороны, они оба потеряли отцов. – Если хочешь, у меня есть тосты и паштет.
- Тосты и паштет? Отлично! Не думаю, что собираюсь скоро вернуться к себе.
Дональд поднимается и прячет улыбку. Есть что-то подозрительное в их традиции вместе ужинать. Дональд – он не Ким , он всегда ест последовательно: салфетка на колени, вилка и нож – по местам, хозяин обеда – во главе стола. Его так приучили, и ничего плохого в этом нет. Дональд ест ножом и вилкой, Гай - ложкой. Между ложками и вилками нет такой огромной разницы, как считают люди – они сделаны из одного и того же, и цели у них те же самые. Просто иногда Гаю кажется, что Дон хотел бы попробовать есть ложкой. Хотя бы суп.

@темы: прощай, жестокий мир!, Шпионы

Comments

[настоящий дунадан с батареей]

*чувствую себя соавтором прям *

метафора супер, конечно.

[Графиня Ллойд]

Hahnenfeder,

*чувствую себя соавтором прям *

*чувствует, что примазалась к кому-то великому и краснеет*

метафора супер, конечно

Ааа))) Ааа!! я знал!!11ъ хотя под конец я не смог и пошутил, про супчик-то))

[Yves_]

Вот интересно получается у тебя писать — я не понимаю, совсем как Дональд То есть большая часть переживаний Гая мною дешифруется, но сама суть — не получается Загадочный характер За иллюстрацию ужинов отдельное спасибо — Дональду прямо потеплело, хотя он в любом случае тормоз и даже ест как тормоз, честное слово)

[Yves_]

Графиня Ллойд, у тебя аватарка с лётчиком похожа на Гивенса — того фашиста из Кембриджских шпионов)

[Графиня Ллойд]

Yves_,
Ну, Дональд, такое бывает

Дональду прямо потеплело

Гаю тоже. Вот поэтому-то они и друзья

лётчиком похожа на Гивенса

насколько я помню, а помню я смутно, этот чувак живёт в России, он не фашист и явно далёк от темы. Но вот убейте - я не знаю, не помню, что я запрашивала у Яндекса, что такую картинку получила юноша такой... захотелось сохранить))